Февраль 1990 года утро 14 февраля. После ухода Баксанова, мы посмотрели на часы — было около четырех часов утра. Мы с Григорьевым осознали, что в круговерти событий мы не ели уже почти сутки. И тут нам на выручку пришли наши итальянские коллеги, которые сейчас уже летели в направлении Ташкента. Вместе с оставленной киносъемочной аппаратурой, нам было оставлено три машины «land rover» «discovery», списанные с натовских частей и привезёнными итальянцами для уничтожения во время съёмок. Но самым ценным на данный момент оказались сухие натовские пайки которых наши коллеги оставили нам пару коробок. Когда я проходил срочную служба в армии, нам на выходы тоже давали сухие пайки это были черные сухари, банка тушенки и банка сгущенки. Иногда давали кусочек бочкового сала. Я не берусь судить о качестве продуктов, которые входили в состав пайка, но суточную норму натовского питания мы проглотили за пару минут. Самое интересное мы обнаружили, когда съели пайки, паёк офицеров и солдат по ингредиентам отличался лишь двумя пунктами: первый, в пайке офицера сигареты «Camel» были с фильтром, а в солдатском без фильтра, второй, для офицеров в пайке было три презерватива причем с запахом клубники, для солдат один и простой. Не знаю почему, но этот факт вызвал у нас идиотский смех… Мы сидели в гостинице, напротив которой стояла озлобленная толпа в несколько тысяч человек, у нас днём чуть не сожгли в автобусе, а мы сидели и ржали. На этой радостной ноте мы разошлись по своим номерам… Я взял два пайка бойцам, которые охраняли итальянскую киносъемочную аппаратуру и пошёл к себе в номер. Один боец спал на диване в зале, другой сидел в кресле и читал книгу. Перед ним на кофрах с итальянской аппаратурой лежало две полностью снаряжённые разгрузки и два автомата. Я поставил автомат рядом с прикроватной тумбой и, не раздеваясь, лег спать. В эту ночь у меня в голове крутилось кино из детства… Как мы с Никитой Матросовым, его женой, моей мамой, дядей Валерой и его женой, к сожалению, не помню их фамилии, ездили на трёх машинах в авто поход в Семиозерье… Как на просёлочных дорогах Никита учил водить меня машину. Он был строгий, но справедливый… Мои воспоминания прервал строгий голос Баксанова: «Бойцы, долго спите! Подъём !!!!» Я глянул на часы. Было восемь утра. У меня промелькнула мысль: а Баксанов то вообще спать ложился? Он стоял в дверном проёме чисто выбритый, опрятно одетый с дружелюбной улыбкой…

 Впервые я увидел Баксанова на съёмочной площадке 20 января.

          Из воспоминаний Ирины Ильиной «Дневник съёмочной группы»:

«20 января. Полторы смены. Отснято сто десять полезных метров. В последних кадрах — висящие над пустынной равниной осветительные мины. Стрельбой из миномета командует капитан Хасанш Баксанов, подвижный, небольшого роста, энергичный, весело улыбающийся. В Афганистане он убил своими руками шестьдесят человек. Заключительная мина повисает точно над съемочной группой. Группа разбегается кто куда, Хасанш по рации обещает артиллериста «урыть».»

 После своей срочной службы я терпеть не мог офицеров, форму и всё, что было связано с армией… Следующая наша встреча состоялась 26 января. Снимали сцену нападения «духов» на колону… Задача Баксанова была в том, чтобы выстрелить из гранатомёта болванкой по движущемуся бензовозу. Болванка должна была разбить стекло, но при этом не задеть водителя-каскадера. Затем пиротехники должны произвести подрыв бензовоза. Благодаря профессионализму Баксанова эпизод был снят с первого дубля…

Я встал, умылся… Ощущение вчерашнего дня никуда не ушли. Мне казалась, что кровь осталась на моих руках, и она не смывается…Мы пошли в номер к Смолякову. Дверь открыл один из бойцов, которые оставались в номере у Валерия. Сам Валера уже суетился и заваривал кофе… Баксанов нам сообщил, что в город вошли воинские части и установлены блокпосты, создан штаб отрядов самообороны. До 17 числа государственные учреждения работать не будут. Потом спросил — можно ли воспользоваться машинами, которые оставили итальянцы? Смоляков ответил, что он может легко пользоваться нашими машинами. Если Баксанову необходимо, кто-то из нас может сидеть за рулём. На этом и по решили. Смоляков остаётся в гостинице, а мы с Баксановым и Григорьевым выдвигаемся пешком на киностудию «Таджикфильм», забираем две итальянских машины, далее выдвигаемся в комендатуру, получаем пропуска и выдвигаемся по делам, которые наметил Баксанов. Собрав своих бойцов, Баксанов отдал соответствующие распоряжения и, взяв с собой ещё двух бойцов, отправился с нами в дорогу… Количество протестующих, которые вчера были на площади перед гостиницей, стало гораздо меньше. Они молча сидели на асфальте. Уже никто не выкрикивал никаких лозунгов. Не было видно выступающих, как вчера. Из тех, кто вчера митинговал на площади перед гостиницей, мне запомнилась одна женщина. Позже я узнал, что это была местная поэтесса Гулрусхор Сафиева и к чему она призвала…  Она родилась в глухом кишлаке Яхч Комсомолабадского района Таджикской ССР. После школы руководство колхоза помогло ей, действительно, очень талантливой ученице, поехать в Душанбе, где она поступила на филологический факультет Таджикского государственного университета им. В. И. Ленина. А после его окончания она трудилась редактором газеты «Пионер Таджикистана» («Пионеры Таджикистана»), корреспондентом газеты «Комсомолец Таджикистана» («Комсомоли Точикистон») и даже была завсектором печати ЦК ЛКСМ Таджикской ССР. За время своей литературной деятельности написала и выпустила большое количество стихотворных сборников, пьес, книг, два романа. В 1971 году вступила в Союз писателей. Лауреат премии Ленинского комсомола, в том числе и Ленинского комсомола Таджикской ССР, Государственной премии Таджикистана имени Рудаки, премий Союза писателей и Министерства культуры Таджикской ССР. Сафиева пятнадцать лет, с 1986 по 1991 годы, была секретарем Правления Союза писателей Таджикистана. Одновременно председательствовала в Фонде культуры республики. В 1989 году она стала Народным депутатом СССР от Советского фонда культуры. Чего еще ей еще не хватало?! Власти! Вот из-за этого-то она и стала оборотнем, обгадившим свое прошлое. Переметнувшись в стан тех, кто ненавидит все советское и русское, она призывала «мстить». За что? Вот что говорит в своей книге «На этнической войне (Геноцид русских в бывших республиках СССР)» Елена Семенова: «В нагнетании антирусской истерии во всех республиках бывшего немало потрудились представители творческой интеллигенции. В Таджикистане на этой ниве особенно отличилась поэтесса Гулрусхор Сафиева.  Во  время Перестройки Сафиева из убеждённой коммунистки обратилась в пламенную националистку и правоверную мусульманку, — пишет Елена Владимирова — На митингах  „исламской-демократической“ оппозиции поэтесса произносила антирусские речи , сокрушалась о „поруганной северными варварами моей прекрасной темноглазой Родине“, называла Великую Отечественную войну „российской мясорубкой, куда загнали таджиков“, предрекала, что „час расплаты наступил, и пусть кровь смоет русскую грязь“». Когда Сафиева, сея «ветер перемен», получила бурю и разразилась самая настоящая гражданская война, националисты начали убивать по спискам ученых, писателей, общественных и культурных деятелей… Пришли и к ней, чтобы убить. Но российские военные успели спасти ее от исламистских фанатиков и вывезли из Таджикистана в Россию. Те самые «северные варвары», мстить которым она призывала на националистических сборищах. Сейчас она здесь живет: входит в некоторые общественные организации, устраивает свои творческие вечера в Москве. Есть ли у нее при этом совесть? Сожалеет ли она о сказанном тогда? Судите сами: после громкого убийства таджикской девочки в Санкт-Петербурге, которая, как выяснилось позже, была убита вовсе не скинхедами, а подельниками ее отца-наркоторговца Гулрухсор Сафиева прокомментировала это не где-нибудь, а в официальной «Российской газете»: «Мы, таджики, надеемся, что случаи, подобные тому, который произошел в Санкт-Петербурге, не будут влиять на наши взаимоотношения с Россией. Потому что Таджикистан не отворачивался от России даже в самые сложные времена. И мы видим в вашем государстве не только, как говорили раньше, старшего брата. Мы видим страну со своей особенной культурой, очень добрую нацию и толерантных людей. Когда в Таджикистане шла война, меня и многих моих соотечественников приютила и помогла выжить нам Россия».

Какие интересные бывают «зигзаги» судьбы… Но это всё будет потом. А сейчас мы впятером проходим по площади, идём мимо Зелёного базара, разграбленного и частично сожжённого. Идем молча, держа оружие на изготовке и просматривая сектора. Майор Баксанов идёт впереди, мы с Григорьевым за ним, а замыкают наше шествие два бойца из отдельного батальона разведки номер 783…Так молча и без приключений добираемся до проходной киностудии Таджик фильм. Здесь нас встречает охранник, рассказывает — сколько натерпелся страха за последние два дня. Отдельная история — как их водитель на ПАЗике попал в засаду и как чудом выжил.  Другая — как работники киностудии Ленфильм, испугавшись происходящего, побросали своё имущество и спешно улетели в Ленинград. Рассказывает нам легенду, как колонна Ленфильма с двумя танками во главе попала в засаду басмачей, и как героический итальянский актер одним взглядом остановил нападающих. А потом, сидя на башне танка, раздавал автографы своим многочисленным поклонникам. Выслушав все новости, мы уселись в два Лендровера и направились к комендатуре. Ехали, не спеша осматриваясь по сторонам объезжая сгоревшие автобусы, троллейбусы горы мусора и разбитые стёкла…  Через десять минут мы добрались до комендатуры. Перед комендатурой стояло три БМП и светилось десятка два солдата. Мы припарковались рядом с БМП. Баксанов пошёл в комендатуру за пропусками. Когда он вернулся из комендатуры и вручил мне пропуск, на меня напал приступ истерического смеха. Баксанов и Григорьев смотрели на меня и не могли ничего понять… Я им прочитал, что было написано в пропуске: Марка транспортного средства — Переверзев, Водитель — Лендровер. Дальше мы смеялись уже втроём. Пропуск мы решили не менять. Так я с ним и ездил.

     Была середина дня 17 февраля. Митинг прошел без эксцессов и без стычек. Мирные протестующие мирно разъезжались по своим кишлакам… Оставалась одна проблема — кто полетит в Ленинград сопровождать тела Никиты Матросова? Кандидатура Смолякова отпала сразу поскольку он был директором фильма и должен был решать глобальные вопросы по эвакуации в Душанбе. У меня и Григорьева не было большого желания лететь в Ленинград. Мы хотели с ним кинуть жребий, но волевым решением директора картины Смолякова было отдано распоряжение, что в Ленинград отправляюсь я. Не довольный этим решением я стал потихоньку собираться в дорогу. В районе 16.00 появился майор Баксанов:» Ребята я к вам с просьбой — нужно взять land rover и сгонять 191 полк Курган-Тюбе.» Я с воодушевлением восприняли эту идею, хоть это было всего 100 км, не как 200 до Куляба. Но был шанс — не успеть на самолет тогда полетел бы Григорьев. Толкнув по привычке УАЗик с пандуса, я с двумя бойцами майора Баксанова добрался до киностудии. Не спеша охранник выслушал все новости, что происходило в городе. Не спеша я поехал обратно. Когда мы подъехали к гостинице, Баксанов со Смоляковым что-то обсуждали на крыльце. Баксанов сел и мы поехали. Он быстро прочитал ситуацию и задал вопрос в лоб: » А что мы так тащимся совсем не хочется уезжать?» Хитрить смысла не было. «Да!»- ответил я хмуро. «Ладно. Не расстраивайся. Всего на одни сутки,» — приободрил меня Баксанов и сказал то, что сильно подняло мне настроение. Оказывается, в Ленинграде была сформирована группа для съемок документального фильма по событиям 12-15 февраля. Военный борт, который улетает сегодня в Ленинград, должен будет забрать эту группу и Псковских десантников для усиления группировки. Услышав все это, я сильнее нажал на педаль газа. Всего сутки, подумал я… Но мысли мои были прерваны вынужденной остановкой на выездном блокпосту. Местный подполковник милиции попросил документы для проверки. Я протянул ему рассмешивший многих документ. После долгого изучения моих водительских прав и пропуска следовал вопрос: «Что везете?» Я попытался объяснить, что этот вопрос находится в не поле его компетенции, что в пропуске четко написано «машина без права досмотра». Баксанов сидел рядом, не говоря ни слова и просто, и спокойно улыбался. «Товарищ майор я вам приказываю как старший по званию подготовить машину к досмотру» — сказал он, грозно обращаясь к Баксанову. Майор тихо и спокойно ответил: «Я же вам не препятствую товарищ подполковник. Досматривайте машину.»

Два военнослужащих, которые вместе с подполковником, находились на блокпосте пытались отговорить его: «Товарищ полковник, мы его знаем. Это командир разведбата. Машина у них без права досмотра.»Но подполковнику, видимо, хотелось показать, что он здесь власть. Он говорил, что он старше по званию, что он здесь на службе и сейчас здесь представитель комендатуры и все должны ему подчиняться. Хочу заметить, что поскольку наш land rover был армейского образца, подполковник видел только меня и Баксанова. Бойцы, сидящие за нами, были в отдельном отсеке, отгороженном от нас перегородкой, в котором было лишь маленькое окошечко. Подполковник бравой походкой пошёл к задней двери land roverа. Задняя дверь в нашей машины распахиваются на две половины как дверцы шкафа… Подполковник решительно распахнул двери. Одновременно с тем, как открылись двери автомобиля, послышался звук характерный для передергивания затвора автомата. Подполковнику в глаза глядели два ствола автомата Калашникова. Баксанов вышел из машины, обошел сзади, закрыл двери и обратился к подполковнику: «Ну и оно тебе надо было написано же русским языком без права досмотра.»  Баксанов сел обратно на своё место, и мы двинулись дальше.

    …В Курган-Тюбе в полку мы пробыли недолго. Когда уезжали, бойцы вытащили металлический ящик похожие на сейф и положили его в машину. …Была полночь, когда мы выдвинулись на аэродром. На аэродроме не было такой суеты, которая была при отправке киносъёмочной группы. Шла спокойная погрузка военно-транспортного самолета. В него загоняли два тентовых «Урала», что в них было, я не знаю. Подъехал наш бортовой «Узелок» в кузове, которого находился цинковый гроб с Никитой Матросовым, обшитый досками и подготовленный к транспортировке. На деревянных не струганных досках было написано — город Ленинград Никита Матросов и ещё какие-то цифры… Шестеро бойцов подскочили к грузовику и начали снимать деревянный ящик. Мы с Григорьевым отстранили двух бойцов и приняли ношу на свои плечи … Медленно поднимались по аппарели в распахнутую пасть самолета. Бережно опустили деревянный ящик и вышли на улицу.

Поделиться ссылкой: